Старое Ульяново

Старое – старое, как легенда жизни пред-пред-предков, Ульяново. И юное, как летний день, как крик петухов на рассвете или призывное мычание телёнка за крапивой забора в соседском дворе.

Я всегда в нём - в детстве своём. И в апогее счастья зрелой жизни тоже, когда я сижу за мольбертом, который раз рисуя её - белую лебедь Ульянова - церковь. Вот она - за лавой через нашу речушку Домославку, всё такая же и такая же, и дорога в горку к месту, где была когда-то школа, такая же. А мама дома уже в годах, и частенько в нечаянных «ох-ах». Зато моя жёнушка молода, как и я, и радуется успеху рисунка, как радости рыбака-мужа, поймавшего щуку.

И это прошло. Один. И сесть на скамеечку страшно: чтобы воспоминания не подступили слишком близко, лучше идти. А ты, моё Ульяново, всё такое же юное, и красит тебя летний день как девочку платочек, удачно подобранный к её глазам и пушистым ресничкам. И так же, но уже не тот петух празднует победу проникновения своего на соседний двор, хотя там и увидел всего-навсего привязанного телёнка. Останавливаюсь и записываю в блокнот, чтобы словами запечатлеть твою вечную красоту, старое –старое – юное Ульяново. Нет моей мамы, и жёнушки нет уже рядом, зачем-то и её приревновала мне вечность. И встречные юноши, а то и мужчины величают меня отцом, априори уважая мой задумчивый взгляд. И который раз подряд, скрадывая глубокий вздох, я невольно всматриваюсь в эти, как на гравюре, очертания твои, моё село: это ты, по горизонту означивая себя двумя церквями и несколькими крышами знакомых донельзя строений.

Что меня радует в этом росчерке создания Бога, и почему ни я, и пока никто не можем найти точных слов этому волнению? Не подспудно ли и то: а что сделал я, и что должен был сделать, влекомый этой любовью к родному краю? А это уже фатальное: «зачем я?». Хитрит душа, хочет в обход узнать самую сокровенную тайну. Да тайна-то божья, и хитрость тут не инструмент, разве что любовь. Ну, да и любовь пока моя бессильна, значит, ещё несовершенна. Ой, какое сложное это слово – любовь, сколько вошло в него значений и сколько всего приклеилось. Не потому ль замираю, вздыхая, что очищаю это божественное значение души – люблю. Поднимаюсь, может, в этих поисках души, до истинного значения этого слова, а пока шепчу почти беспомощное: «Люблю родной край, люблю Ульяново».

Прочитать это некому. Ну, дивно: перечитывая сам, ощущаю тепло, разливающееся во мне. Не подспудно ли это радостному отзыву других сердец, которые, равно как и я, любя свой родной край, прочтут нечаянно под настроение эти строки…

Юрий Андросов.

Июль 2015г.